меня, и эта тугая киска умоляла о сперме. И потом ты сбегаешь…? Нееет.
Одним длинным толчком он входит в меня, и оргазм, которого я добивалась, пронзает мои мышцы, превращая меня в трясущуюся массу, способную только на бред.
— Ты думал, что я предпочту жить в одиночестве и темноте, чем при свете с чертовым ангелом? — Он смотрит мне в глаза, медленно входя и выходя из меня. — У меня в голове монстры, Синди. У меня есть страхи. Но мой страх номер один — потерять тебя снова. Все остальное — далекое неважно.
Это вызов — сложно сосредоточиться и поддержать важный разговор, когда он прикасается к особой точке внутри меня. А ствол его члена снова-снова, и снова потирает мой опухший, чувствительный клитор.
Он поступил так смело, придя сюда, оставив установку спустя пять долгих лет. Поэтому я пробиваюсь сквозь наваждение и нахожу слова, которые его успокоят.
— Если ты хочешь жить при свете, я помогу тебе победить демонов, — шепчу я от всего сердца. — Мы не будем просто прятать их, мы убьем их.
Он с облегчением наваливается на меня, его бедра нетерпеливо вздрагивают.
— Вместе. Да. Мы вместе, Синди.
Его всепоглощающий поцелуй дикий и выворачивает меня наизнанку. Заставляет мою кровь циркулировать быстрее, а грудь сжиматься.
— Теперь мы вместе навсегда. Скажи это.
— Вместе навсегда.
Он грубо толкается в меня, его рука поднимается и сжимает мое горло.
— Моя.
— Твоя.
Мое сердце принимает эти слова с радостью.
— Вся твоя.
Бутч занимается со мной грубой, животной любовью, средь бела дня, и мы не ведем себя тихо.
Наши стоны и мольбы эхом раздаются внутри, кожа шлепается при соприкосновении.
Он здесь. Он пришел за мной. И мне больше никогда не придется его отпускать.
Это осознание вызывает у меня волнение, я прижимаюсь к нему еще сильнее, хочу долгих и голодных поцелуев.
— Кончи в меня посильнее, Папочка, — хнычу я, облизывая уголок его губ. — Оплодотвори меня снова. Просто, чтобы быть уверенным.
Один прерывистый стон, затем глубокий толчок, и Бутч замирает, затем начинает трястись, его жидкое тепло наполняет меня большими струями, нижняя часть его тела покачивается при каждой волне, наши сердца бьются в такт.
— Я люблю тебя, — выдыхает он, входя последний раз с достаточной силой, чтобы заставить меня вскрикнуть. — Я люблю тебя, Синди. Моя Синди.
Сонно, я целую его потный подбородок, и он крепко обнимает меня, физически обещая никогда не отпускать.
— Я люблю тебя, Бутч. Мой Бутч.
Эпилог
Бутч
Пять лет спустя
Я сижу в кабинете моего терапевта Тобиаса, положив руку на спинку дивана. На столе тихо тикают часы. Наш сеанс почти закончился, и мне не терпится вернуться домой. Мать Синди останется с детьми на ночь, а я поведу жену на свидание. Из-за нашего процветающего ландшафтного бизнеса и двум детям, Али и Джеку, моя жена очень много трудилась в последнее время, и я очень хочу ее вознаградить.
Я забронировал столик в отдельном зале ее любимого ресторана и планирую усадить к себе на колени и кормить каждым кусочком, чтобы ей не пришлось шевелить и пальцем.
— Мучали кошмары в последнее время? — спрашивает Тобиас.
— Не в последнее время, — отвечаю я, ерзая на диване. — Она держит их на расстоянии.
Произнося это, я чувствую Синди в своих объятиях. Чувствую равномерность дыхания у моего горла, пока она спит. Ее нежное, обнаженное тело прижималось к моему, ее покрасневшая киска была влажной от моего семени.
Она доверяет мне, даже после кошмаров. Даже после того, как я сотни раз просыпался на ней, крича и думая, что мы находимся в пустыне за океаном. Несмотря на это, она каждую ночь прижимается ко мне, а ее доверие непоколебимо.
Никаких страхов, никаких сомнений.
Вот почему сны прекратились. Теперь у меня фантастическая жизнь.
Невероятные дети, дом, работа, где я работаю руками и провожу время с женой. Я доверяю ей.
Мечты, воспоминания и боль… у них не было ни единого шанса против того, что у нас есть. Любовь исцелила меня.
— Ах да, Синди, — усмехается Тобиас, почесывая седую бровь. — Иногда мне кажется, что большая часть наших сеансов посвящена разговорам о ней.
— Она — мой мир.
— Итак, ты упомянул. — Он улыбается и снова обращается к своему блокноту. — У тебя все еще есть… приступы?
Тяжелый ком поднимается у меня в горле, пальцы сжимаются на спинке дивана.
— Да.
Тобиас складывает пальцы перед губами.
— Поговори об этом.
Внезапно я чувствую каждое биение пульса.
— Да. Приступы стали серьезнее. Я все больше и больше… одержим своей женой. Кажется, я не могу остановиться. Сейчас ей двадцать четыре года, и… она повзрослела. Это преследует меня. Ее тело и дух. Все в ней становится лучше и лучше с каждым годом. Мне не нравится выпускать ее из поля зрения. Мне не нравится, когда она ходит по магазинам или в парк одна, потому что на нее глазеют мужики. Они смотрят на мою жену. Она — счастье, которое мужчины ищут всю свою жизнь, и они хотят ее. Они хотят того, что принадлежит мне.
— Итак, ты преследуешь ее. Ты… удерживаешь этих мужчин. И она понятия не имеет.
— Им повезло, что я не убил их, — рычу сквозь зубы.
В горле слишком сухо, чтобы глотать.
— Может дойти до этого. Вы должны понять, что с каждым годом она становится лучше и лучше, хотя с самого начала она была чертовым ангелом. — Я провожу руками по лицу. — Я думаю о ней каждую минуту своей жизни.
— О чем именно ты думаешь?
— Хочу трахать ее, отдаваясь с головой. Хочу жениться на ней снова. Я думаю о нас перед алтарем и вспоминаю, как она произносила обеты, снова и снова. — Сейчас я тяжело дышу, моя грудь вздымается. — А что, если она бросит меня?
— У тебя есть основания полагать, что Синди тебя бросит?
— Нет, но она ангел, а я — животное. Люди смотрят на меня совсем по другой причине.
Когда я приехал в Новый Орлеан, то отвез Синди обратно в ее крохотную квартирку, и мы не вставали с постели три недели. Только, чтобы принять душ или поесть.
Я держал ее подо мной — на спине и коленях, ее крики эхом отдавались от стен, пока я не заметил, что ее кожа начала терять сияние.
Я был в ужасе от самого себя — и так не оправился от этого.
Вот почему она покинула буровую установку.
Удерживая ее от солнца, я сделал то, чего она
